Стенограмма семинара Базовые ценности консерватизма. История и современность

27–28 февраля 2014 года

…

Вот поэтому на Украине консерватизма быть не может, там есть только агрессивный национализм. Есть слабенький либерализм – слабенький практически везде на постсоветском пространстве, в силу того, что первый либеральный прорыв (или порыв) 1990-х годов, захлестнувший в том числе и Россию, на выходе дал обескураживающие результаты. Экономически шоковая терапия и радикальная перестройка всех Тетради по консерватизму № принципов хозяйствования целесообразны – если вынести за скобки, что в результате страдают миллионы конкретных людей. В результате либералы практически везде, в том числе и на Украине (за исключением периода «оранжевой революции»), не могли удержать власть достаточно долго.

Есть три идеологические силы, которые могут предложить свои проекты и конкурировать между собой, – национализм, либерализм и коммунизм. Их мы наблюдаем и в нынешнем российском идеологическом раскладе. Именно в ОНФ я вижу ту силу, которая способна внести консерватизм в политику всерьез и надолго, как мировоззрение, как политическую философию и как политическую идеологию.

Сегодня говорят о консервативной волне. Уже Дмитрий Константинович обозначил очевидный факт посягательств на традиционные ценности и взамен предложения новых ориентаций во всем – в отношениях между полами, в отношениях внутри семьи, в отношении художественного вкуса. В ответ Государственная Дума принимает набор решений, защищая традиционные ценности, решений, получивших наименование Некоторые мои коллеги-аналитики, в частности Игорь Михайлович Бунин, убеждают общественность и власть в том, что ставка на консервативную волну контрпродуктивна, потому что креативный класс в России находится в меньшинстве. Соответственно, выступая против него, подавляя его, мы тем самым блокируем возможность для России прорваться в будущее. Вот тезис наших либералов. Игорь Михайлович не стесняется – даже среди, казалось бы, объективных аналитиков-экспертов, чья задача не вставать ни на чью идейную сторону, всё равно существует группа четко маркированная. Есть, так сказать, либеральные эксперты, есть коммунистические эксперты, есть консервативные эксперты, к числу которых я себя не стесняюсь относить.

Встает вполне конкретный, прикладной вопрос – как с этим считаться? Это ведь вывод довольно серьезной аналитической группы. Я уж не говорю о том, что делал Институт современного развития три-четыре года назад, публикуя свои доклады, где прямо провозглашалась именно точка зрения, согласно которой креативный класс, или, как тогда говорили, «модернизационное меньшинство», спасет Россию.

А всё остальное, типа Уралвагонзавода, это невежественное большинство – оно должно выступить в роли ресурса, в роли тех, кого нужно будет убеждать. А если убедить не удастся, то можно по схемам 1990-х годов осуществить ту самую модернизацию, мечтой о которой российские либералы живут В этом смысле я солидарен с Ольгой Юрьевной, которая отметила, что название «просвещенный консерватизм» немедленно отсылает к антониму «непросвещенный консерватизм». Политическая лингвистика – важная вещь. В США изучают тончайшие повороты языка и показывают, как в политическом языке реализуется пропаганда. Вот «политическая корректность» – инструментальное понятие. Одно дело, когда вы говорите «инвалид», по-английски physically disabled. И совсем другое – person with alternative capacities, то есть личность с другими возможностями.В основе политкорректности лежит идея, в соответствии с которой язык является оружием, с помощью которого можно убить. Поэтому не нужно убивать, особенно в таком обществе, как Соединенные Штаты, где расовая вражда вмонтирована непосредственно в фундамент. И «чёрные»

этого – буду говорить прямо, поскольку мы не в Америке, – никогда не забудут и не простят, даже если Обама – президент.

Но! В самом политически корректном языке, поскольку это инструментарий либералов, заложена и возможность господствовать. Вы правильно приводите примеры того, что всё потеряно и что молодые поколения не с нами. Почему? А потому что нет языка, посредством которого можно достичь ушей молодого поколения. И дело не в контенте.

Впрочем, в контенте тоже. Быть может, кто-то из вас слышал, что в 2007–2008 годах, по просьбе Администрации, я осуществил проект по радикальному переформатированию обществознания для старших классов. Мы издали двухтомник: для одиннадцатого класса том назывался «Глобальный мир в XXI веке», для десятого – «Человек в глобальном мире». Отзывы были великолепными. Мы прошли тесты во всех семи округах, объездили всю Россию, общались с преподавателями, с учениками. Не пошло. В той же учительской среде, где традиционное обществознание преподавалось, одна из первых рецензий была – «консервативный откат». На книгу, которая рассказывала о самом современном с позиции российских национальных интересов! А другие учителя писали восторженные отзывы, потому что впервые получили возможность не бубнить сухие формулы одиннадцатиклассникам, а обсуждать самые острые проблемы современности. Что такое Россия? Кто ее враги? Кто ее союзники? Почему у нас такая экономика? Не пошло.

Поэтому прошу вас очень серьезно отнестись к просьбе Ольги Юрьевны найти эпитет к существительному «консерватизм», чтобы очистить его от негативных коннотаций. В середине 2000-х годов на одном из больших семинаров с активом «Единой России» я уже попадал в подобную ситуацию. Мы издали трехтомник, посвященный консерватизму.

В кулуарах я напрямую спрашивал: «Ну, почему вы стесняетесь называть себя консерваторами?». Они говорили: «Если мы в Башкирии, в Татарстане, в Иркутске скажем, что мы – консерваторы, всё – народ будет смотреть на нас как на ретроградов, на людей, которые ничего не хотят менять». То есть термин скомпрометирован.

И это не только наша проблема. В 1980-х годах Рейгану удалось возродить консерватизм. Почему пошла консервативная волна? Потому что рейганисты придумали термин compassioned conservatives, то есть compassion – «сострадание». И не потому, что хотели блеснуть словом.

Они исходили из реальной потребности страны, пережившей молодежную революцию, главными лозунгами которой были секс, наркотики, рок-н-ролл. Пусть молодежь повзрослела, но она осталась либеральной.

И был придуман этот термин. К тому же все было замешано на крутом антисоветизме. Рейган выдал фразу «Мы боремся с империей зла» – evil empire. И это тоже дало мощный стимул.

Не знаю, есть ли у нас ресурсы для того, чтобы наш консерватизм позиционировать как борющийся с каким-то мировым злом. Когда Путин говорил о том, что идет наступление на традиционные, фундаментальные ценности Европы, на христианские ценности, – здесь есть указание на Зло. И когда Дмитрий Константинович вспоминал казус Брейвика, который в такой чудовищной форме протестует, то это тоже серьезно.

Тетради по консерватизму № Не исключаю, что в смысловых подтекстах нашего консерватизма может присутствовать разворот, аналогичный тому, что позволил американцам Тот консерватизм, который проявляется в законодательстве и определяется как консервативная волна (и который, согласно интерпретации либералов, является губительным, поскольку блокирует возможность модернизации через ставку на меньшинство, на «креативный класс»), как показывает опыт всех европейских государств, Великобритании в первую очередь, этот консерватизм можно рассматривать как показатель национального выздоровления.

Почему к консерватизму всегда предъявляются претензии? Почему он всегда выступает как ответ? Почему он не наступателен? Почему инициатива всегда на стороне то либералов, то коммунистов? Дело в том, что консерватор по природе своей ценит то, что есть. Бердяевская мысль, согласно которой задача не в том, чтобы построить рай на земле, а в том, чтобы защититься от установления ада, – указывает на главную особенность, на которой базируется консерватизм. На суждении о существующем не как о плохом в сравнении с тем, что где-то или когда-то может быть лучше. На суждении не по принципу «там хорошо, где нас нет». Консерватор смотрит на существующее не с позиции будущего во времени или же другого места, где хорошо, а как на достижение перед угрозой того, что всегда маячит перед нами. И Украина сегодня – убедительный тому пример. Вот что бывает, когда нет консерватизма, – нет консерваторов, и страна рассыпается в прах.

хуже некуда. Эта черта неприятия очень условна. Нужно долго объяснять человеку, что у него всё же кое-что есть. Но если у него в голове яркий образ совсем иного, с этим уже ничего не поделаешь. Советский Союз распался, потому что мы хотели не один вид колбасы, а триста. И потому что нам показывали по телевизору, как безработные в дубленках приезжают на своих машинах на биржу труда. Вспомните 1990-е годы, перестройку и уверенность в том, что всё решается простым переходом к частной собственности. Это и есть знаменитая революция ожиданий.

Люди ждут большего, и ничего с этим не поделаешь. И поэтому просто сказать, что консерватизм – это утверждение ценности настоящего – недостаточно. Это на лекции можно объяснить студентам, что вот это и есть смысл консерватизма: ценить настоящее, потому что есть угроза хаоса. В конкретной же ситуации всегда есть та мера, которая заряжает людей отрицанием настоящего во имя чего-то иного.

Мне кажется, у нас есть серьезный ресурс – историческая память.

Говорят, что мы должны гордиться своей историей. Это немножко из другой оперы. По поводу осуждать или гордиться – этим пусть немцы занимаются. Вечно они нам на всех семинарах рассказывают одно и то же: «Вот, смотрите, как хорошо: мы покаялись, и у нас всё замечательно, у нас много колбасы, все богатые и никаких конфликтов». На это я обычно говорю: «У нас другая история, и потому не учите нас жить».

Кстати, это один из принципов консерватизма. Невозможно перенести социальные нормы, культурные традиции, иерархию ценностей из одного культурного сообщества в другое. Невозможно. Об этом писал еще наш непризнанный гений геополитики и политической философии НиЛеонид Поляков колай Яковлевич Данилевский. В 1861 году мальчик Дмитрий Иванович Писарев опубликовал свою статью, которую цитировала Ольга Юрьевна, «Схоластика XIX века», где призывал: «Бей направо и налево. Всё, что развалится, не нужно, а что устоит – вот это и есть». И потому сапоги у него выше Пушкина. А всего через восемь лет не такой уж старый Николай Яковлевич Данилевский – между прочим, член кружка Петрашевского, прошедший процесс вместе с Достоевским, – написал книгу «Россия и Европа», в которой одно из важнейших теоретических положений заключается именно в невозможности переноса традиций, культурных ценностей и норм из одной цивилизации, или культурно-исторического типа, как он говорил, – в другую.

Теперь о современности консерватизма. Наша более чем тысячелетняя история представляет собою череду фундаментальных самоотказов. Из этого Владимир Сергеевич Соловьев, наш гениальный философ XIX века, сделал вывод, что это и есть субстанциальное свойство России и русскости вообще. Самоотречение. Можно, конечно, и так смотреть.

Но я смотрю с точки зрения прагматики консерватизма. Давайте вспомним. 988 год. Мы берем чужую веру. Не важно, какие последствия. Был народ, который имел своих богов. Появляется власть, которая принуждает народ принять другие ценности. Первые христиане у нас – святые равноапостольные князь Владимир и княгиня Ольга (в монашестве Елена). То есть «инноватор» сам разделяет новые ценности. Но принцип – такой: «Приношу чужое и чем угодно, в том числе силой, внедряю в данную культурную среду». Дальше я пропускаю период существования Руси в составе Золотой Орды – ордынцы не посягали на традиционный ценностный код, в том числе на православие, к тому времени уже ставшее почти натурализованным. Затем Петр I и его предшественники, которые начали бороться с расколом. На каком основании? Опять на основании сравнения с образцом где-то там в Греции, у константинопольского патриарха. То есть вновь берется чужой образец. Свое рассматривается как неправильное и ненужное, требующее уничтожения. В результате единый русский народ, который только-только сложился в результате всех драм и трагедий XVI века, раскалывается пополам. Часть русского народа, и не только русского, потому что и другие народы были православными и хранили традиции старообрядчества, – уходит в подполье и сжигается. Самосжигается. Приходит Петр и делает еще больше. Начинает рубить бороды. В Европе есть великое Просвещение, оно ходит по всему миру, пришло и к нам. Поэтому забудем наши традиции, выйдем из своих горниц, будем носить декольте на ассамблеях, пить кофе и курить трубку. А все прежнее – забыть как страшный сон. И чем закончила Российская империя. В 1914 году – война, в 1917-м Николай II в три дня превращается в гражданина Романова, которого даже родственники в Великобритании не захотели спасать. Оставили на растерзание. Затем 1991 год. Государство, по выражению Василия Васильевича Розанова, «слиняло в три дня». Никто не вышел защищать СССР, кроме условных путчистов и ребят, которые на танках ездили по Москве, по Садовому кольцу.

О чем все это говорит? Механизм российской истории построен таким образом, что социальные новации осуществляются через заимствование. И ладно бы просто заимствование, но ведь всегда против Тетради по консерватизму № чего-то, что признается неправильным. И чтобы заставить многих отказаться, нужно их ломать через колено.

Отсюда вопрос: где брать поддержку для модернизации (назовем это все модернизацией), если вы – враждебная среда, если все сопротивляются. Значит, вы должны импортировать кого-то или внутри найти тех, кто является как бы внутренним иностранцем. То есть узость круга модернизаторов – это неизбежность. Вспомните ленинскую фразу:

«Страшно далеки они от народа» – она про революционеров, про всех российских модернизаторов. Какой механизм может быть использован для внедрения чужих ценностей? Только насилие. Сначала в виде самодержавной власти. В чем особенность русского абсолютизма в сравнении с западноевропейским? И почему русская история идет как бы в противоход западной? Западная история, становление абсолютизма вели к постепенному расширению пространства политической свободы, начиная с нидерландской и английской революций. Потому что люди развивались на своей основе. Им не надо было ничего ломать. А у нас, поскольку внедрялись чужие идеалы, ценности и нормы, приходилось завинчивать и закручивать, делать власть все сильнее, Читайте «Красное колесо» Солженицына. Совет, конечно, абстрактный. Потому что там десять томов. А в нашем мире все смотрят клипы по тридцать секунд. В этой книге, написанной на замечательном, фантастическом русском языке, все объяснено. Почему и как пало царство.

Все время с нашим консерватизмом что-то не получалось. Почему?

Потому что консерватор ценит настоящее и, соответственно, ту власть, которая это настоящее удерживает. Но что приходилось делать русским консерваторам? Тому же Победоносцеву, который Александра III убеждал не следовать пути отца. Русским консерваторам все время приходилось поддерживать власть, которая была заряжена антиконсервативно, на радикальные перемены. Разве консерватор настоящий может так действовать? Нет, конечно. Поэтому консерватизм в России так и не сложился в реальную силу, и все русские консерваторы чувствовали трагизм отрыва от власти. Скажем, Лев Александрович Тихомиров – последний великий русский консерватор, который начинал как боевик «Народной воли». Он, слава Богу, никого не убивал. Поэтому Александр III его простил и вернул в Россию. Но эта была личная трагедия человека.

Сейчас изданы многие его тома. Вся эта бездна учености и страсть настоящего русского патриота ушли в никуда.

Возвращаюсь в сегодняшний день. В чем смысл, ценность, значимость и важность консервативного курса? Не консервативной волны только – как реакции на эксцессы типа плясок в храме и гей-прайдов.

Хотел бы сделать небольшое уточнение. В русском языке утвердилось понятие «гей-парад». Нет никаких гей-парадов. Это шествие представителей ЛГБТ, то есть лесбиянок, геев, бисексуалов и bisexuous transgender, то есть трансгендеров, людей, поменявших пол. Шествие, которое у нас именуют парадами, называется «гей-прайд», демонстрацией гордости тем, что они такие, какие есть. Парад по-русски – это немножко другое, слово не передает смысл. Гей-прайд это вызов. Не просто «мы есть», а каждый участник говорит: «я горд, что я такой».

Потому консервативная волна, которая идет от народа, от традиционного большинства, должна быть и уже подхватывается идущим сверху предложением консервативного курса. Путин не зря себя позиционирует как прагматик с консервативным уклоном. Он не говорит «я – консерватор», он не привязывает себя к идейным консерваторам.

И это правильно. По нашей Конституции, президент – глава государства, его задача объединять, а не выступать лидером одной из партий, как в США, например. Прагматик с консервативным уклоном это означает, что власть не просто посматривает со стороны на Думу, на Мизулину, которую либеральные круги стремятся уничтожить. Слава Богу – не физически, у нас пока еще не Майдан. Впрочем, интеллектуально Майдан никуда не делся из России. Тот же Дмитрий Константинович (Киселев. – Ред.) – это просто Савонарола, человек, который отчаянно, бесстрашно идет на бастионы. Нужно быть мужественным человеком, чтобы все это выдерживать.

Предложение консервативной стратегии в ответ на консервативную волну из парламента, от вас – от ОНФ, просто от людей, которые никоим образом политически и организационно не мотивированы, такое предложение имеет исторический смысл, потому что впервые в российской истории для нас открывается шанс объединения власти и народа на одной ценностной основе. Путин себя не позиционирует как человек, который сейчас принесет нам какие-то не известные нам ценности и институты, нормы и правила. Ничего подобного! Он говорит: «Я ценю то, что заложено в нашей с вами истории, то, на чем мы сегодня живем, то, на чем мы с вами воспитаны, на чем воспитываем новое поколение». Это важнейшее признание, когда власть говорит не «я – умная, сейчас научу вас, как жить», а «я хочу вашему традиционному, консервативному уму придать энергетику преобразующей власти, власти, реализующей консервативный социально-политический проект».

(Я оставляю в стороне экономику. Сегодня уже никто не ведет дебаты о необходимости рыночной экономики, кроме самых радикальных коммунистов. Все понимают, что в современном мире иначе невозможно. Либо мы должны строить страну по схеме чучхе, то есть Северную Корею, либо вписываться в глобальный мир, где принципы рыночной экономики неотменяемы.) Этот консервативный социально-политический проект базирования на наших традиционных ценностях вместо импорта чужих является абсолютной новацией власти. Это персональная заслуга Путина. Ельцин действовал в прежней парадигме. Он пришел как модернизатор, как человек, который откроет России дорогу в светлое будущее. Предполагалось, что власть знает, как лучше. И финал этого всего был показательным – слава Богу, государство не развалилось в 1999-м, хотя было на грани. Все помнят Чечню, все помнят взрывы в Москве. И не только в Москве. Все готовилось к тому, чтобы Россия рухнула.

В чем историческая своевременность консерватизма помимо его политической востребованности? Опыт прежних социальных инноваций в России показывает, что само историческое выживание России нужно интерпретировать как чудо. В логике описанного выше механизма, это государство должно было самоуничтожиться несколько раз. Потому что Тетради по консерватизму № у него не было поддержки. Но, странным образом, в войну 1812 года все встали – казалось бы, забитые крепостные, которые не понимали своих бар, говоривших на чужом языке и живших в совершенно другом мире.

Это – поразительная вещь. В самые критические моменты власть получала поддержку. Это говорит о том, что здоровое ядро русской нации удерживало государственность вопреки историческому механизму социальных инноваций. Вопреки! В отличие от Запада, который работал вперед, на драйве. Классовая вражда – ерунда. Нации шли вперед. Запад обыграл нас, потому что там был консерватизм.

Если мы этот исторический шанс формирования консерватизма как единой народно-властной платформы упустим, то… смотрите в прошлое. В кризисной ситуации, когда нужно будет выйти на защиту государства, никто не выйдет, потому что государство не будут считать своим. В XIX веке придумали триаду. Какую сегодня триаду придумаем?

Это вопрос к вам. Кроме вас, активного консервативного класса – говорю так в противовес классу креативному, – никого просто нет. Только в вашем круге не стесняются говорить вещи, которые в соцсетях и либеральных кругах считаются дикостью, средневековьем, невежеством.

Вопреки мнению моего коллеги Игоря Михайловича Бунина уверен, что шанс России не в креативном классе, не в меньшинстве, которое выведет нас в светлое будущее. О креативном классе можно не беспокоиться. Эти ребята замечательно устраиваются где угодно – в Лондоне, в Кремниевой долине… Мы же думаем о нас и о стране. Россию не унесешь. И опыт наших предков показывает, что мы выживали даже в самых Таков мой взгляд на уместность, своевременность и современность российского консерватизма. Должна заработать сцепка естественной консервативной волны снизу и консервативного курса сверху – рациональная линия, а не пиар-стратегия. Только в этом случае возможно обеспечить три контура защиты государственности, чего не было до сих пор и почему все государственности наши раньше падали.

Первый – контур моральной защиты. Если власть и общество разделяют одни и те же моральные установки, то существует моральная потребность в случае угрозы государству встать на его защиту как гаранта Второй – идеологический. Если государство идеологически нейтрально и если интерпретировать часть 2 статьи 13 Конституции как абсолютный запрет на любое идеологическое проявление власти, тогда все имеют право быть идеологическими, – ТНТ, НТВ и прочие, они могут быть либеральными, коммунистическими, любыми другими, только государственный канал не имеет право быть каким-либо. Но никто не ссылается на эту статью по-настоящему. Вопрос в том, что консерватизм как идеология не может родиться в пробирке, в ученом кабинете. Идеология не рождается в кабинете. Идеология – это то, что движет массовыми движениями. Других, кроме вас, массовых движений я не знаю. Может быть, я вам льщу, тогда извините. Я обозреваю российский ландшафт и другого массового движения не вижу. Следовательно, это вызов вам.

Прежде чем стать политической идеологией, консерватизм должен выразиться в какой-то общеприемлемой, общенациональной форме. ДисЛеонид Поляков куссия о консерватизме не должна остаться семинаром раз в три года.

Вы ничего не добьетесь, если не будете объединены четкой и понятной идеологией. Но не по учебникам. Не надо читать книги, чтобы понять, почему вы консерваторы. Объясните своим языком тем, кто живет рядом с вами, кто считает вас лидерами общественного мнения, почему вы консерваторы.

Третий контур – политический, небывало благоприятная ситуация, заключающаяся в том, что у нас с вами демократия. Российская власть всегда была авторитарна, вплоть до Ельцина. Сегодняшняя власть – демократична, потому что она поддержана народным большинством. Это уникальная ситуация в российской истории, когда власть пользуется такой поддержкой. Даже личные враги Путина признают, что он был выбран честно. А консерватизм жизнеспособен только в демократической среде. Только в ней возможно зафиксировать свободный выбор большинства. То есть политический контур, который защищает государственность, задан именно тем, что Путин – демократический президент.

Итак, моральный и политический контуры налицо. Задача – создать идеологический контур защиты государства, защиты будущего. Бисмарк сказал, что прусский учитель выиграл битву при Садовой в 1866 году, когда в борьбе с Австро-Венгерской империей создавалось национальное государство Германия. Не штыки выиграли Германию, а школьный учитель, который правильно учил и воспитал германскую нацию. И для нас это сегодня – ключевая задача.

Тетради по консерватизму № С.П. Локтионов. Леонид Владимирович!

Все, что вы говорили сегодня, мне по душе. Но есть один момент, который меня не удовлетворил. Приводя примеры, вы О.А. Каштанов. Если я правильно понял, начали с князя Владимира, а закончили главный смысл вашего выступления советским периодом. Но князь Владимир заключается в том, что мы на основе принимал веру в помощь государству, идеологии консерватизма можем объединить в обретение смысла и основы жизни. власть и общество. Идея замечательная.

В советский же период сменялся строй, Но, как мне кажется, есть проблема в ее как и при Петре I. Если Горбачев или восприятии обществом. Вы рассказали Ельцин сказали бы, что мы возвращаемся к о неуспешной истории консерватизма в православной вере, тогда такое сравнение России. Это многих будет отпугивать.

Л.В. Поляков. Я анализировал ситуацию Наше поколение воспринимало такие как прагматик, то есть препарировал ломки как позитив – идею ускоренной логически. Мне показалось, это коллективизации, идею ускоренной убедительное объяснение того, что с индустриализация, научно-технического нами происходило и что нужно делать прогресса, перехода от атомной бомбы к сегодня. Но сказанное мною ни в запуску ракет. Здесь имеется связь между коем случае не есть что-то подобное экономикой и политикой. Мы ратуем за «Краткому курсу». Вы как член ОНФ и как консерватизм в политике, но этого ли мы верующий человек, убежденный в том, хотим в экономике? В экономике мы ратуем что в основании России – вера в Бога, за инновации.

можете и должны свидетельствовать об этом. В ОНФ христианские и вообще Л.В. Поляков. Олег Александрович, религиозные ценности – это один из возможно, вы упустили, но я об этом краеугольных камней. Ваш взгляд на говорил специально. Я исключаю российскую историю как сотворенную экономическую сферу из борьбы за Богом, при участии Божественной воли, консерватизм.

ни в коей мере не противоречит той схеме, которую я предложил. Это ваши личные О.А. Каштанов. Мне кажется, у людей убеждения, разделяемые тысячами, сотнями будет именно такое восприятие. С одной тысяч верующих христиан, для которых стороны – консерватизм в политике, Россия и Божественная воля связаны а с другой – инновации в экономике.

Ваша вера это не просто ваше право, но и идеологии, об ожиданиях людей, о том, ваш долг. В Западной Европе верующих готов ли гражданин защищать власть, христиан преследуют, социально следует помнить о таком понятии, как дискриминируют. Был чудовищный случай, справедливость. В России чувство когда в Великобритании семья не получила справедливости всегда было обостренным.

ребенка, которого хотела усыновить. Его И если человек чувствует несправедливость, отдали в другую, гомосексуальную, семью, он не будет эту власть поддерживать.

с приговором суда, что, к сожалению, эта Поэтому в нашей дискуссии о консерватизме семья слишком христианская. То есть судья нужно говорить и о справедливости.

Здесь уже отмечали, что консерватизм чтобы переосмыслить нашу историю.

может восприниматься как оборонительная Что же качается вашего замечания, что это стратегия. А вы говорили о необходимости пойдет вразрез с традиционной установкой наступательной. В советской системе на величие нашей истории, то давайте был этот заряд наступательности. И мы видеть в этом нашу технологию, которая ощущали тогда, что наша идеология помогает вырабатывать идеологию.

справедливая. И потому были успехи. Я могу такую историю преподавать Л.В. Поляков. Олег Александрович, коммунизм предлагал проект будущего на основе разрушенного до основания старого мира. У коммунизма такая установка – все плохо. Потому храм Христа Спасителя сносили, всех уничтожали, кто не коммунист. Читайте романы Андрея Платонова, гениального писателя, который отобразил ментальность наших предков.

Это люди действительно верили, что космическую революцию совершили.

А консерватизм не может предложить космическую революцию.

Вы подметили некую технологически- вещи своими именами. То, что вы подаете логическую проблему. С одной стороны, как историю катастроф, есть история я утверждаю, что консерватизм реакционен, выживания вопреки. То, что вы называете в смысле его реактивности. Консерватизм поражением, можно трактовать как победу.

реагирует на угрозы, а пока всё спокойно – Если в Москве какие-то слова непросто спит. Классики консерватизма говорят: если произносить, то вне Москвы все свободно консерватизм спит, то значит всё – слава говорят то, что думают, у нас других Богу. Если же он появляется, это симптом практически нет.

нездоровья. И если консерватизм сильный, значит, организм здоровый, реагирует на Л.В. Поляков. Я брал самый воспаление. С другой стороны, я говорю, пессимистичный сценарий.

что нужно как-то наступать, перестать быть обороняющейся стороной. Еще раз Т.В. Метелкина. Но на экранах только повторю: сегодня мы имеем уникальный Москва. Людям, которые исповедуют шанс трансформировать консерватизм, либеральную идеологию, дают площадку.

который всегда приходил поздно и всегда А когда вы говорите, что мы здесь защищал власть, которая делала не то, рассуждаем только о политике, то возникает что хочет большинство, – в консерватизм, вопрос о справедливости, которая с который работает на единство общества экономикой связана теснейшим образом.

и власти и создает три защитных контура Если в экономике у нас будут те бонусы российской государственности. В этом руководителей госкомпаний, которые есть смысле наступательность. А не в том, что сейчас… Сегодня был разговор с водителем мы будем предлагать какие-то заоблачные такси. Он говорит: «Видите, машина едет?

проекты. Наоборот, вызов еще и в том, Знаете, сколько она стоит? Вот эта девять Тетради по консерватизму № миллионов, эта – шестнадцать. Ни я, ни уже была позиционирована как актуальная моя мать, которая работала главврачом ценность номер один на конференции ОНФ больницы, никто из нас не в состоянии в Ростове-на-Дону в минувшем году.

на такую машину заработать честным путем…». Мы тему справедливости не С.Р. Баталова. Хотела бы предложить И второе, очень опасный момент.

Мировоззрение верующего человека – это мировоззрение по треугольнику. То есть мы всегда включаем в треугольник Господа Бога, и наш мир он в треугольнике, у нас не 2D-, а 3D-мировоззрение. То есть мы действуем не один напротив другого, а через помощь Божию. У всех верующих людей, будь то мусульмане, иудеи и исповедующие прочие религии, у них у всех такое мировоззрение. Но есть огромное количество людей… Вот вы сказали, что как ученый не могли это включить в свою логику. Многие ученые уже не сомневаются в том, откуда эта частица, бозон Хиггса.

По всем законам, ее не может быть. Как об этом говорить, чтобы не оттолкнуть людей, чтобы не возникало ощущения насилия над их ценностями? То же и со словом «реакция». Приходится заменять его на «иммунитет» как реакцию организма.

Л.В. Поляков. Татьяна Вячеславовна, вы подняли очень важный вопрос, значит, я говорил не впустую, – отшатнется ли часть верующих. Это скорее Сергей Павлович (Локтионов. – Ред.) может сказать, насколько это опасно с точки зрения раскола, насколько можно акцентировать свою религиозность и насколько реакция других, кто не считает себя связанным той или иной верой, будет отстраняющей. Найти формат взаимодействия – это крайне важно.

И вы уже вторая, кто поднимает вопрос о справедливости. Я предлагаю на ваше обсуждение формулировку российского консерватизма как консерватизма справедливого. К тому же справедливость существует. Коммунизм строили верующие «просвещенный» как раз и вкладывал люди, просто они верили в другое. обращение к корневой основе человека…

И либерализм строят верующие люди, причем они, как сектанты, слышат только Л.В. Поляков. Все правильно, манифест то, во что верят. Раз в каждом человеке его называется «Право и правда». Вы присутствует какая-то вера, мы можем это предлагаете своего рода тендер идей. Итак, должным образом учитывать, чтобы никого у нас есть уже три варианта: справедливый По поводу экономики и традиций в Н.Г. Куликовских. Одно маленькое экономике. Говорят, что экономика требует замечание. Человек по своей сути инноваций. Но когда берем немецкое консервативен. Вот я в своей деятельности пиво, там написано, что оно сварено очень много езжу по маленьким, забытым в соответствии с баварским законом о деревням. Там живут бабушки, дедушки – чистоте пива 1516 года. Экономика любит люди, которые чтут традиции. Я бываю традицию, потому что традиция – это знак в их домах, беседую с ними, не очень качества. Если я пятьсот лет выпускаю грамотными, не знающими никаких этот продукт, то он, конечно, востребован течений, не читающими Бердяева. Но рынком. Традиция и в экономике является они соблюдают те традиции, берегут Мне очень понравилось то, что сказала Сажида Растамовна, и я хотел бы сразу термин предложить – коренной консерватизм, или корневой. Вот у Сергея Павловича (Локтионова. – Ред.) Коренная пустынь в Курской области. И если, как вы говорите, Россию не раз ломали через колено, чтобы внедрить в нее какие-то ценности, а она все-таки осталась, то почему она осталась? Потому что есть такие коренные вещи. Господь Бог Россию всегда спасал. И это тот самый коренной консерватизм, который из любой бури Россию, как птицу Феникс, выводит обновленной.

Л.В. Поляков. Справедливость взывает религиозными фундаменталистами. Хотя к проблемам сегодняшнего дня, а эпитет там вся нация верующая, и президент «коренной» отсылает к чему-то более Соединенных Штатов всегда клянется на С.П. Локтионов. Справедливость – это коренная черта русского народа, из-за которой все ломки и были.

И Никита Сергеевич Михалков в слово Тетради по консерватизму № Т.В. Метелкина. У нас здесь разговор о живут в несколько иной реальности.

вере возник до некоторой степени случайно, Есть знаменитая фраза, приписываемая и многие искренне не готовы к этому, не Черчиллю: кто в молодости не был принимают. Например, у меня в редакции либералом, у того нет сердца, кто в зрелости прошло только сочетание «разумный не стал консерватором, у того нет ума.

консерватизм», потому что это добавляет Предполагается, что молодость – это инновации, добавляет движение вперед. либерализм. То есть задача вовлечения Но у части граждан, воспитанных атеистами молодежи объективно сложна. Эту задачу в Советском Союзе, упоминание веры эффективно не решил ни один консерватизм, вызывает негативную реакцию. ни в Америке, ни в Англии, ни в Германии, Л.В. Поляков. Скажу как технолог: консерватизма в принципе нет. Нерешаемая большинство никогда не создает идейные задача. Таков наш род человеческий.

конструкты, их создает активная часть населения – не импортированные А.В. Будяк. Мы все прекрасно понимаем, модернизаторы, а национальная элита, о чем идет речь, и, наверное, не столь запрос на которую уже есть. И вы как важно, какой термин мы сегодня найдем.

национальная элита, которая не боится себя Будет это русский консерватизм, коренной позиционировать как национальная, только или еще какой-то – неважно. Мы все здесь О.Х. Авдыш. Принятие чего-то нового и будущее это было процветающим. Мы идет через перепозиционирование по говорим о том, что сегодня делать с нашими одному градусу в день – средства массовой любимыми детьми, с теми, которые каждый информации начинают, и через 180 дней день включают телевизор, которые каждый происходит разворот на 180 градусов. день слышат своих родителей и которые это Л.В. Поляков. Совершенно верно, людей в школе или где-то еще. Наступила точка можно убедить в прямо противоположном. невозврата, когда уже президент Российской А.Н. Атласова. Хотела бы сказать по кто – спасибо нашим чиновникам! – за поводу того, как привязать консерватизм к последние четверть века превратился в современности. В том мире, который нас продающих знания оказателей услуг. Мы окружает, очень много новизны. Мы тоже начали продавать образование, и сегодня это должны быть современными, мы должны уже не стыдно. Мы благодарны президенту преподносить традиционные ценности так, за то, что он сказал: «Так, стоп!». Наше чтобы достучаться до наших детей, так, учительство – это форпост духовности и чтобы звучало современно… нравственности. Нужно, чтобы с самого Л.В. Поляков. Алёна Николаевна Родина и как бьется ее сердце, как пахнет ее поставила ключевой вопрос. Я говорил земля. Вот сегодня моему сыну четыре года, о современности, но не говорил о мы с ним смотрим «Новости», и я обсуждаю том, как этот консерватизм вписать в с ним проблемы Украины. Конечно, он поколенческий формат. Мы с вами люди мало что понимает, но это делать нужно.

давно уже взрослые, а наши дети и внуки Я работаю директором школы, и продукт работы в семьях вижу каждый Божий день. воспитывать любовью, личным примером Сегодняшнее поколение родителей – это та и конечно воспитывать любовь к Родине.

молодежь, чье личностное формирование Спасибо.

пришлось на 1990-е годы. Они не могут вложить в своих детей то, что мы называем традициями, фундаментом. Это должны сделать мы, в борьбе с той негативной информированностью, которую нашим детям обеспечивают Интернет и средства массовой информации.

Мы, наверное, завтра выступим с предложением, которое сегодня уже Н.П. Ильянова. У нас было увековечивание звучало. Коллеги, давайте пригласим на памяти героя Дмитрия Маковкина, следующую встречу министра культуры. который в Волгограде закрыл собой людей, Чтобы задать ему вопрос: до каких пор присвоение его имени школе. Собралось наши дети будут, включая телевизор, около тысячи человек в небольшом смотреть там мультики, которые районном центре, из которого большинство пропагандируют суицид? Я на кухне жителей уехали на заработки и остались после работы слышу: в комнате ребенок только старики и дети. Очень многие смотрит мультик о том, как какой-то приехали из Волгограда, сослуживцы мультипликационный герой достиг горы в основном. Сейчас часто говорят о самоубийц, победил, понимаете… Я влетаю преемственности поколений. Так вот в комнату, выключаю телевизор, блокирую эта преемственность там была. Пришли этот канал. Но далеко не все это видят и старики, пришли ветераны афганской понимают, о чем вообще идет речь. войны, чеченской войны. Говорили, каким Сегодня у нас идет подмена понятий.

Самое главное не то, какое слово найдем, – мы все понимаем, что делать, мы знаем, как делать, нас много, и мы в состоянии со всем этим справиться.

Главное – не забывать, что Россия – это особое государство, ведь еще в Евангелии от Матфея сказано: «Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут, но собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляют и где воры не подкапывают и не крадут, ибо где сокровище ваше, там будет и сердце ваше» (Мф. 6:19–21).

Именно это давало силы русскому народу Народного фронта считаю, что нам надо жить, выжить и быть тем особенным, больше сил тратить на связь поколений.

ни на кого абсолютно не похожим. Что Только примером учится наша молодежь, делать с нашими детьми? Любить их, наши дети.

Тетради по консерватизму № Л.В. Поляков. Надежда Павловна, языке, советском – это ругательное вы говорите прямо как отец-основатель слово. Мы пришли к мысли, что консерватизма Эдмунд Бёрк. Нация – это мы традиционалисты, за традицию, те, кто уже умерли, те, кто живет сейчас, уважительное такое слово. Я понимаю, что и те, кто еще не родился. Вот краеугольный не оно пойдет, но консерватором тоже быть взгляд консерватора на нацию. Не мы, тяжело.

которые сегодня можем делать что хотим, а мы как наследники наших отцов и мы Л.В. Поляков. А вы, Анатолий Федорович, как родители наших детей. Поэтому для за какую традицию? Инновации через консерватизма первое – не права на что колено? Я рассказывал про русскую угодно, а ответственность. Только потому историю. Вы за эту традицию?

мы имеем права, что мы имеем обязанности.

Н.П. Ильянова. Вот мы говорим о религии.

Я советскую школу окончила и советский институт. Мы – атеисты. Нас воспитывали атеистами. Но вера есть у каждого внутри, потому что без веры никуда не пойдешь, даже в ОНФ. Правильно Ольга Юрьевна сказала: «Если бы не верила, я бы здесь не была». Так и мы, если бы не верили в ОНФ, мы бы здесь не были. Лично я ни в какую партию никогда не входила. А здесь я верю в то, что действительно нужны воля, сила и энергия наши. Люди нуждаются в этом. Раньше на все большие праздники были народные гулянья. Сегодня этого нет.

А люди хотят выговориться, хотят общения.

Люди хотят быть услышанными. Правильно Владимир Владимирович говорит, что нужно быть с народом. И у нас в Калмыкии это получается, нас слышат.

А.Ф. Соломаха. У меня вопрос технологический. Я часто вижу Путина, такого одинокого всадника, не хочу сказать Дон Кихота. Есть ли у меня шансы услышать завтра, когда будет много выступающих, что это не одинокая линия нашего лидера, а у него будет поддержка информационная, его министров, политтехнологов?

Мы можем рассуждать коренной или политиков, которому народ доверяет, на молочный, мы не любим слов «консервы», которого есть надежда, может быть, одна из «консерватизм». Консерватор в русском последних надежд нашей истории.

А.И. Бочаров. Ну вот, вы сами ответили на вопрос. Зачем вам ждать, что будут говорить министры. Сегодня здесь собрался костяк людей, которые хотят вырабатывать идеологическую платформу, людей, которые поддерживают президента. С другой стороны, вопрос уже к вам, к исполнительному органу движения, обеспечить, чтобы все участники имели возможность транслировать эту позицию, позицию президента, через СМИ, через общение с людьми в регионах. А ждать, что министры начнут что-то транслировать… Если бы было так хорошо, то ОНФ был бы не нужен. Президент поставил задачу четко: он должен знать, чем живут люди.

Нужен прямой диалог между президентом и обществом. И вы, уважаемые коллеги, Мы должны двигаться вперед, отступать некуда. Я со многими министрами не согласен по их решениям, действиям, по тому, как они транслируют позицию президента. А.И. Бочаров. Уважаемые коллеги, мы Не уповайте на министров, на СМИ – это эту тему обсуждали еще в прошлый раз.

А.Ф. Соломаха. Андрей Иванович, надо делать, но как? Раньше, в Советском извините, что перебил. Объясняю суть Союзе, было все понятно. Сейчас время своего выступления. Про нас многое изменилось, институты изменились. Как это тут говорили, что мы – соль земли, сейчас сделать? Думаю, надо создать группу, представители чего-то нового, идейного… которая начнет по этой теме работать и даст Я просил, чтобы руководство ОНФ свои предложения.

именно в таком ключе, как вы сейчас, формулировало нам задачи. Чтобы это М.В. Михайлов. Еще вопрос. Консерватизм понимание дошло до мест. как платформа взаимодействия власти А.И. Бочаров. Коллеги, будем чаще встречаться. Мы во Фронте хорошо взаимодействуем и друг друга понимаем.

Но без серьезной идеологической подготовки, без таких профессионалов, как Леонид Владимирович (Поляков. – Ред.), Ольга Юрьевна (Васильева. – Ред.), нам невозможно. Нужно спорить, доказывать, аргументировать, объяснять. Вы – ядро той Тетради по консерватизму № идеи консерватизма станет причиной, Но на деле это никакой не прогресс.

наоборот, дальнейшего отчуждения власти Ломка не может быть прогрессом. Это и общества? И второй вопрос. Может ли все равно, что ребенку каждый раз ломать консерватизм быть прогрессивным? ногу и говорить: вот теперь ты вырастешь Л.В. Поляков. Первое – что делала власть вопрос задали. Это одна из тем, над и насколько перспективна возможность которыми нужно думать. Почему Запад нас появления консерватизма как идеологии, обыграл? Потому что там есть консерватизм.

освоенной властью. Это проблема, которая А мы связываем с Западом понятие не может быть заранее решена, до того прогресса – все самое прогрессивное как вы сформулируете четкую и ясную там. Если нет консерватизма, никакого консервативную платформу. Необходимо, прогресса не будет. Будут очередная чтобы политическая сила, например, в лице ломка и очередное заимствование. Петр «Единой России», освоила консервативную Яковлевич Чаадаев, первый русский идеологию и, наконец, заработала как ваш западник в религиозном смысле, сказал политический представитель, или вы вместе страшную и горькую правду, за что русское с ней, если учитывать модель будущих общество его осудило, а Николай Павлович выборов. Предполагается, что значительная его спас, назвав сумасшедшим, иначе его часть депутатов должна быть и от посадили бы. Чаадаев первым сказал про Фронта, ведь от хорошего не отказываются. нашу беду: мы растем не созревая, мы Это хороший формат, он плодотворен: все время заимствуем, мы отбрасываем мы видим, что представители Фронта вчерашний день ради будущего. Это в Думе – самые яркие там люди. традиционное понимание прогресса как Бояться можно, но до тех пор, пока вы не предложите привлекательный продукт. Ведь политики озабочены чем?

Электоратом. Если вы предлагаете им товар, который повышает их рейтинг, никто не откажется. Пока ваш лидер четко и внятно на вашей стороне. Он не стесняется А.И. Бочаров. Леонид Владимирович, говорить о своих консервативных взглядах. большое спасибо. Рад, что вы тоже Идеологическая работа – сложная. Политик подпитались идеями Народного фронта.

не всегда идеолог.

Насчет прогрессивного консерватизма.

Я сегодня уже говорил о том, что прогрессивным принято считать не наше.

Базовые ценности консерватизма История и современность Консерватизм и новая экономика Абдусалам Гусейнов «Консервативный взгляд на мир не следует превращать в “изм”»

Наталия Нарочницкая «Среди западных консерваторов меняется отношение к России»

Карен Шахназаров «Когда ломают статуи Ленина, в этом есть что-то антирусское»

Михаил Ремизов Консерватизм как стиль мышления и политическая повестка Александр Привалов «Власть в школьном образовании принадлежит двум группам лиц»

Вячеслав Никонов Россия и мир: консерватизм в российской внешней политике Юрий Вяземский «Когда услышу “российская литература”, тогда, пожалуй, эмигрирую»

Аркадий Минаков «Консерватизм – это блистательное интеллектуальное направление»

Олег Морозов «Мы – в начале пути»

Тетради по консерватизму № С.С. Говорухин. Добрый день, продолжаем наш семинар. Я застал вчера только первую половину. Было очень интересно.

Я узнал много нового, вооружился аргументами, о которых не подозревал.

Продолжим.

Хотел бы начать свое выступление с некоторых утверждений, которые, как мне кажется, являются смыслообразующими. Как нам трактовать консерватизм в его экономическом измерении? Считается, что экономика во многом определяет сознание людей – нас раньше марксистские теоретики учили, что бытие определяет сознание. Но в действительности всё намного сложнее. И если говорить о взаимодействии экономики и смыслообразующих ценностей, в том числе в хозяйственном поведении, то легко доказать, что влияние этих ценностей на экономику намного больше, чем обычно кажется. И наоборот.

Думаю, ни у кого не вызывает сомнения, что в основе нашей традиционной мировоззренческой культуры лежит императив социальной справедливости. Это вытекает из нашей духовной культуры, из православной системы ценностей, православного взгляда на жизнь. Императив социальной справедливости, как бы его ни пытались искоренить в разные эпохи, проявляет себя в течение столетий. И требование социальной справедливости, несмотря на то что мы много лет живем в состоянии ужасающего социального неравенства и открытого попрания принципов социальной справедливости на всех уровнях, тем не менее во всех соцопросах императивно проявляется.

Другим таким императивом, вытекающим из нашей духовной культуры, является требование правды. То есть люди хотят жить по-честному, по правде. Справедливость и правда – две глубочайшие ценности, которые определяли смыслообразование и во многом поведение в экономике в течение столетий. Очень важно, что даже в период социализма, когда нас учили, что бытие определяет сознание, на самом деле первенство духовного над материальным себя проявляло повсеместно – во многих решениях партии, во многих программах. Цели, которые ставились тогда в социально-экономическом развитии страны, получали видимость научного обоснования и целеполагания, исходя из каких-то высших, не сводящихся к экономике приоритетов.

К смыслообразующим ценностям я добавил бы «всемирную отзывчивость», как говорил Достоевский, нашего народа. В отличие от империй западных, высасывавших из колоний все соки и уходивших, оставляя их в удручающем состоянии, мы в наши окраины вкладывали гигантские ресурсы, искренне старались не на словах, а на деле поднимать уровень жизни окраин, в том числе населенных нерусскими этносами, до уровня развития центра. С точки зрения рационального экономического мышТетради по консерватизму № ления это некий абсурд. Из Центральной России, которая даже в эпоху развитого социализма представляла собой социально-проблемную зону, мы огромные ресурсы вкладывали в окраины. И когда мы оставили бывшие союзные республики, они по многим позициям выглядели намного лучше, чем Центральная Россия.

И, конечно же, коллективизм и соборность, стремление к взаимовыручке, коллективная ответственность за всё – это тоже ценности, которые очень глубоко проникли в мышление, в мировоззрение наших людей, и отражаются в их реакции на события, происходящие в обществе.

Надо сказать, что коммунистическая идеология очень хорошо легла на эту духовно-ценностную матрицу, благодаря чему и продержалась достаточно длительное время. Как говорил наш Патриарх Кирилл, в советское время люди жили без Бога, но по-божески. Сейчас вроде бы строятся церкви и монастыри, но в то же время культ насилия и разврата, деградация духовной культуры кардинальным образом меняют стереотипы поведения нашей молодежи, которая начинает все дальше отходить от тех ценностных императивов, о которых я сказал.

Возникает вопрос: как нам оценивать эту ситуацию и пытаться направлять социально-экономическое развитие в новых условиях? В этих новых условиях, как известно, мы уже двадцать лет живем, исходя из идеологии радикального либерализма, которая кардинально противоречит перечисленным мною ценностям. Идеология радикального либерализма – это, по сути, культ «золотого тельца». Даже если вы посмотрите экономико-математические модели, которые дают якобы научное обоснование проводимым экономическим реформам (так называемые математические модели рыночного равновесия), то увидите, что это квинтэссенция философии «золотого тельца». Экономисты, которые формируют нынешнюю экономическую политику, исходят из того, что рынок – это оптимальное устройство экономического механизма, и чем меньше государство участвует в рыночном регулировании, тем, с их точки зрения, лучше, потому что невмешательство государства в свободную игру рыночных сил обеспечивает оптимизацию экономического поведения. Математические модели, которые под это дело выстроены, говорят о том, что хозяйствующие субъекты стремятся к максимизации прибыли, и если государство не будет особо донимать их регулированием, то, стремясь к максимизации прибыли, они приведут рынок в состояние равновесия, когда достигается максимально эффективное использование ресурсов. При этом прибыль каждого участника стремится к нулю.

То есть формально все получается красиво и изящно, но эти модели совершенно неадекватны реальности.

Об этом много писалось и пишется в экономической литературе.

Ни одна из теоретических предпосылок, лежащих в основе моделей совершенного рынка, не отвечает реалиям. Скажем, аксиома о том, что все фирмы стремятся к максимизации прибыли, не соответствует теории и практике менеджмента, потому что фирмы имеют многоцелевую ориентацию и в первую очередь стремятся к выживанию на рынке. Хозяйствующие субъекты никогда не знают всего набора технологических возможностей – особенно в современную эпоху научно-технического прогресса, когда появляются всё новые и новые технологии. Огромная разница существует между фирмами в уровне технического развития.

И оптимизировать использование ресурсов они не могут, потому что просто не знают всё то поле возможностей, которое существует на настоящий момент. И, наконец, у них нет полной информации для принятия объективных, оптимальных решений. Поэтому вся теория рыночного равновесия, на которой основана, в свою очередь, идеология радикального либерализма, не соответствует экономической реальности.

В основе экономики сегодня лежит научно-технический прогресс, получение новых знаний. 90% экономического роста объясняется внедрением новых технологий. Но в моделях рыночного равновесия научно-технический прогресс отсутствует. И удивительным образом теория и практика современного менеджмента, которым обучают людей в школах менеджмента, идет вразрез с базовой экономической теорией рыночного равновесия. Это происходит потому, что с помощью данной теории нельзя управлять хозяйством. Она несет исключительно идеологическую нагрузку. Идеологическая функция, которую эта теория обеспечивает, и философия, которая подпитывает идеологию радикального либерализма, заключаются в простой вещи: государство не должно вмешиваться в экономику.

Кому это нужно? Экономическую теорию нельзя расценивать в отрыве от экономических интересов. Понятно, что это нужно крупному бизнесу, который монополизировал рынки и подавляет их в своих интересах. Собственно говоря, вся теория экономического либерализма и основанная на ней политика в экономике служат интересам крупного капитала, который действительно в государственном регулировании особо не нуждается, подминая рынок под себя и оправдывая свое монополистическое поведение и хищническое отношение к природным ресурсам и обществу ссылками на то, что государству не нужно вмешиваться, потому что, как им кажется, ничего, кроме вреда, государство принести не может. Это – ложная теория. Но идеология радикального либерализма – это, к сожалению, наша повседневная экономическая политика, которая проводится весьма настойчиво и последовательно.

Впрочем, это не означает, что нельзя выстроить нормальную экономическую модель, которая опиралась бы на рыночные отношения.

В свое время в Патриархии разработали Свод нравственных принципов и правил хозяйствования. Это целостный, законченный, документ. Хочу зачитать лишь главные тезисы, для того чтобы было понятно, как смыслообразующие ценности нашей духовной культуры могут быть воплощены в принципах экономической политики.

Пункт первый. «Не забывая о хлебе насущном, нужно помнить о духовном смысле жизни. Не забывая о личном благе, нужно заботиться о благе ближнего, благе общества и Отчизны». Казалось бы, банальная вещь. Но радикальная либеральная теория это отвергает напрочь. В то же время хозяйственная практика многих стран следует этому принципу.

Каждая страна обладает своей духовной матрицей. Она ложится на экономическое регулирование.

Принцип «не забывая о личном благе, нужно заботиться о благе ближнего, благе общества и Отечества», как ни странно, теория менеджмента современных форм организации компаний абсолютно реализует. ВозьТетради по консерватизму № мите японскую школу менеджмента – она точно следует этому принципу.

И продвинутые школы менеджмента, которые комбинируют американскую и японскую школы, работают даже во многих американских корпорациях.

Возьмем, к примеру, корпорацию «Локхид», работающую в наукоемкой сфере. Корпорация управляется коллективом специалистов, там нет ни одного собственника, который имел бы больше двух процентов акций. И это закреплено в уставе корпорации. Она работает в интересах государства, потому что обеспечивает американский оборонный комплекс современными средствами авиационной и космической техники. Она очень тесно связана с государством. Она, по сути дела, принадлежит коллективу специалистов и работников и соответствующим образом управляется.

Пункт второй. «Богатство – не самоцель. Оно должно служить созиданию достойной жизни человека и народа». Вспомним, как вели себя русские купцы и какова была купеческая этика, на которой основывалась экономика Российской империи. Они во многом следовали этой логике.

Они огромную часть своих богатств вкладывали в благотворительность – в больницы, в картинные галереи, отдавали государству, во время Первой мировой войны собирали деньги на поддержку армии.

Пункт третий. «Культура деловых отношений, верность данному слову, помогать стать лучше и человеку, и экономике» – это основа деловой этики.

Пункт четвертый. «Человек – не “постоянно работающий механизм”.

Ему нужно время для отдыха, духовной жизни, творческого развития».

Тоже, казалось бы, банальность. И современная школа менеджмента реализует эти схемы в школе человеческих отношений при управлении предприятием. Но посмотрите, как управляются наши корпорации сегодня. То, что мы сегодня имеем в управлении российскими корпорациями, это полная противоположность тому, что заложено в своде нравственных принципов и правил в экономике и современной теории менеджмента. Это, в свою очередь, проистекает из законодательства, регулирующего отношения собственности. Наш Гражданский кодекс и организация предприятий основаны на принципе ограниченной ответственности и на классическом древнеримском понимании собственности – распоряжение, владение, пользование. Но дело в том, что древнеримское понимание собственности сегодня абсолютно не адекватно нашей сложной действительности. Во всех странах имеет место сложносоставное понятие собственности, когда собственника ограничивает огромное количество требований со стороны общества, государства, трудового коллектива, со стороны местных властей. Именно сложносоставное представление о собственности сегодня везде доминирует.

В нашем же законодательстве доминирует архаичное представление о собственности. То есть если я собственник, то делаю, что хочу.

Хочу – эксплуатирую людей, издеваюсь над ними, хочу – загаживаю окружающую среду, если мне позволяет законодательство это делать, хочу – вывожу капитал в оффшорные зоны, не плачу налоги. В общем, что хочу, то и делаю. Вот понимание собственности у нас, и оно, к сожалению, закреплено законодательно. У нас практически все корпорации построены на принципе ограниченной ответственности, то есть собственник имеет все права, но при этом ни за что не отвечает. Огромное количество слуСергей Глазьев чаев, когда именно собственники разоряли предприятия. Это в полной мере проявило себя во время приватизации по Чубайсу, когда случайно появившиеся собственники, зачастую из криминальных кругов, захватывая предприятия, присваивали оборотный капитал, выжимали все соки из наемного персонала, затем брали на предприятие кредиты и в конце концов бросали развалившееся производство, демонтировали станки, продавали их куда угодно и превращали предприятие в склады. Это происходило повсеместно, оттого что собственник в нашем законодательстве не был никак и ничем ограничен.

Архаичное древнеримское понимание собственности, заложенное в наших законах, порождает безответственное, хищническое поведение людей, которые тем или иным путем стали собственниками. Я не говорю, что это всех касается, – есть примеры грамотного менеджмента, ответственного управления, но доминирует именно хищническое поведение. И до сих пор наше законодательство его стимулирует, потому что если ты добросовестный собственник и наряду с соблюдением закона заботишься о трудовом коллективе, платишь хорошую зарплату – «белую», а не в конвертах, платишь налоги, не уходишь в оффшорные зоны, то, как это ни печально, ты неконкурентоспособен. Потому что те, кто этого не делает, а, наоборот, нарушает законы, уходит от налогов и издевается над трудовым коллективом, несет меньшие издержки и имеет конкурентное преимущество.

Повторю: современная, уже сложившаяся в Европе, частично в Америке, в Японии и даже в Китае правовая система ограничивает права собственников. В Европе повсеместно закреплены права коллективов. В Германии, например, половина мест в советах директоров отдается представителям трудовых коллективов. 85% европейских предприятий являются участниками программ коллективной собственности.

В Америке тысячи хозяйствующих субъектов – это народные предприятия, принадлежащие трудовым коллективам. А наша страна, которая исповедует принципы духовной культуры, социальной справедливости, правды, коллективизма и общей ответственности за всё, имеет прямо противоположную духовным императивам хозяйствующую модель, которая разрушает и общество, и культуру.

Пункт пятый. «Государство, общество, бизнес должны вместе заботиться о достойной жизни тружеников, а тем более о тех, кто не может заработать себе на хлеб. Хозяйствование – это социально ответственный вид деятельности».

Пункт шестой. «Работа не должна убивать и калечить человека». Казалось бы, просто, но в приложении к нашей повседневной практике, с нашим Трудовым кодексом, который совершенно не защищает работников и в трудовых отношениях закрепляет доминирование собственника, этот принцип не соблюдается. А между тем, если мы живем в эпоху знаний, научно-технического прогресса и если к человеку на предприятии относятся как к рабочей скотине, какие могут быть отдача, производительность, творчество?!

Западный мир пошел по пути привлечения трудящихся к управлению предприятием не потому, что они добрые, не потому, что это было заложено в ментальной подкорке, а потому, что так было нужно, для Тетради по консерватизму № того чтобы человек был включен в процесс принятия решений. Он себя чувствует участником не только трудовых отношений, но и управления предприятием. А если он себя чувствует сохозяином – у него возникает совсем другая мотивация. Только тогда можно раскрыть человеческий капитал, доля которого в совокупных инвестициях в развитых странах намного превышает долю вложения в машины и оборудование. Сегодня две трети совокупных инвестиций, которые имеются в передовых странах, – это вложения в человека: в его образование, в науку, культуру.

И лишь одна треть – это вложения в машины и оборудование.

Пункт седьмой. «Политическая власть и власть экономическая должны быть разделены». Важный принцип, который наш президент, когда был избран, реализовал – в значительной степени отделил олигархат, эту оффшорную олигархию, от процессов управления государственными механизмами. Участие бизнеса в политике, его воздействие на общество должно быть только прозрачным и открытым.

Пункт восьмой. «Присваивая чужое имущество, пренебрегая имуществом общим, не воздавая работникам за труд, обманывая партнера, человек преступает нравственный закон, вредит обществу и себе».

Пункт девятый. «В конкурентной борьбе нельзя употреблять ложь и оскорбления, эксплуатировать порок и инстинкты».

Пункт десятый. «Нужно уважать институт собственности, право владеть и распоряжаться имуществом. Безнравственно завидовать благополучию ближнего, посягать на его собственность».

Вот десять принципов, они, казалось бы, банальны и просты, но все они грубейшим образом нарушаются в нашей повседневной хозяйственной практике. И потому мы никак не можем построить конкурентную экономику.

Возвращаюсь к тому, с чего я начал: в основе современной экономики лежат знания, интеллект, наука и техническое творчество. Если мы хотим быть передовой страной, нам не нужно переносить на нашу почву архаичное отношение к собственности, которое сложилось в Римской империи, где собственники действительно были рабовладельцами. Но, тем не менее, эту рабовладельческую модель мы перенесли в свою хозяйственную сферу и в свою правовую систему. Наша правовая система порождает хищнические мотивации, которые убивают общество каждый день. Они раскалывают общество на антагонистические группы. С одной стороны, мы имеем огромное море бесправных работников, которые получают жалкие гроши за свою работу, а с другой – оффшорную аристократию, которая плевать хотела и на работников, и на государство, и Мы провели расчеты, согласно которым получается, что из страны вывезен примерно один триллион долларов капитала. Половина этой суммы, полтриллиона, сегодня официально зарегистрирована в оффшорах. Они из оффшоров возвращаются к нам. 85% так называемых иностранных инвестиций, направляемых нам, – это оффшорные инвестиции наших же собственников. Наша экономика вошла в самоедский механизм воспроизводства, когда находящаяся в оффшорах бизнесаристократия вытаскивает из страны деньги, не выплачивая налоги.

Их накапливают за границей на оффшорных счетах, затем возвращают к нам, зачастую в качестве кредитов, за которые мы платим, затем без уплаты налогов вывозят прибыль, потому что они якобы иностранные инвесторы. И получается, что на этом кругообороте между оффшорной олигархией и нашей хозяйственной системой страна теряет ежегодно до ста миллиардов долларов и до одного триллиона рублей чистых налогов в бюджет. Эта самоедская экономика стала порождением той экономики, которую мы импортировали из-за границы, вместо того чтобы создавать свою.

Я убежден в том, что мы вполне способны воплотить в законодательстве наши нравственные нормы. Если мы это сделаем, если вернем людям нормальное понимание права на труд, творчество, на самореализацию, создадим для этого соответствующие механизмы юридической защиты, приведем в соответствие с этим идеологию и требования к ведению бизнеса, в том числе проведем комплекс мероприятий по деоффшоризации экономики, мы существенно поднимем конкурентоспособность нашей экономики. Потому что принципы, лежащие в основе нашей духовной культуры, – первенство духовного над материальным, стремление к правде, справедливость и коллективная ответственность – это те принципы, на которых организована современная наука.

Успешные примеры в передовых отраслях – это небольшие группы людей, которые, осваивая прорывные продукты, превращают свои научные лаборатории в эффективные корпорации. Я сам видел примеры таких успехов, когда 10–15 человек, будучи инженерами, научными сотрудниками, организовывают компанию, и через несколько лет – это уже крупная корпорация, осваивающая передовые направления, получающая сверхприбыли. Эти люди вкладывают прибыль в научные исследования, в школы вокруг своих предприятий. Такие примеры экономического успеха убеждают в том, что если мы вплетем наши нравственные, духовные принципы в матрицу правовой системы, то мы создадим механизм, в котором особенности нашей духовной культуры заработают как колоссальный двигатель экономического развития.

Наше мощнейшее конкурентное преимущество в том, что наши духовные качества соответствуют требованиям общества знания и научнотехнического прогресса. Если мы всё это соединим, то получим своего рода взрыв в самореализации людей и обеспечим тем самым реальный экономический подъем. А пока мы продолжаем убивать все хорошее ради «золотого тельца».

Тетради по консерватизму № Л.В. Поляков. Услышал ошеломляющие цифры. Сто миллиардов долларов ежегодно российская экономика теряет и один триллион рублей налогов. Учитывая, что ОНФ имеет своих представителей во фракции большинства, в каком состоянии находится разработка законопроектов, Нет ли у вас – или, может быть, Наталия которые могут это пресечь буквально Алексеевна (Нарочницкая. – Ред.) ответит, С.Ю. Глазьев. Понимаете, в нашей ситуации 1913 года? В обществе возникла политической системе, к сожалению, ситуация, когда есть кому-то завидовать, роль парламента постоянно падала. кого-то презирать, на кого-то злиться в Вот, например, в первой Думе, где я реальном, визуальном смысле. Не какому-то работал, парламент давал 80% законов. Биллу Гейтсу завидовать, а моему соседу – В предпоследней, из которой я уходил, – удачливому предпринимателю, моему процентов пять. Все остальное замкнула однокашнику… Нет ли таких ощущений?

на себя исполнительная власть. Я считаю, что это неправильно. Народному фронту, С.Ю. Глазьев. Думаю, Наталия Алексеевна пользуясь своим влиянием, нужно лучше меня ответит, я лишь выскажу свое инициировать подготовку законопроектов, мнение.

их обсуждение, внесение. И здесь следует быть более настойчивыми. У нас есть все возможности для этого.

А.Ф. Соломаха. Вопрос дилетантаструктура ломалась капитализмом с историка, дилетанта-политика и, тем паче, дилетанта-экономиста. У меня периодически возникает интуитивное ощущение напряженности, ощущение риска для России. Мне кажется, что наша страна во многих отношениях входит в 1913 год.

В тот год, когда Россия формально была в восходящем тренде, когда формировался в большом количестве средний класс, который сейчас многие экономисты и политики называют основой стабильности.

И этот большой средний класс терял Большой разрушительный заряд дала традиционные российские нравственные индустриализация в зоне оседлости.

принципы, приобретая какие-то западные Она вытолкнула огромное количество не оттенки. И возникала, на мой взгляд, только русского общинного населения, парадоксальная вещь. При большом и но и национальных меньшинств, включая материально благополучном среднем классе активное еврейское население, жившее в существовала такая же большая часть замкнутых гетто, вытолкнула на российский общества, которая жила в бедности. Мне рынок труда, политики и прочего. То есть образовалось огромное количество настроения и формировал заряд ожиданий.

взрывного элемента, но это был не средний Главная опасность сегодня не в том, что класс. Средний класс, с моей точки зрения, у нас кто-то кому-то завидует, а в том, был как раз относительно консервативным. что эти ожидания дальнейшего роста Ломка технологической структуры. Россия была на экономическом подъеме. И она, если бы не революция и война, к тридцатым годам стала бы мировой сверхдержавой, потому что западные страны опустились в «великую депрессию», а мы шли на подъеме. У нас в 1914 году были заложены четыре крупнейших автомобильных завода.

Русская авиация тогда была лидером.

Развивалась химическая промышленность.

Сейчас мы совсем в другой ситуации. Мы которые думали, что страна будет дальше находимся в состоянии технологического развиваться и с этим связывали рост своего спада. У нас деградация экономики. благополучия, сегодня в растерянности.

Мы стали сырьевой державой. Мало того что прекратился экономический Высокотехнологичные отрасли практически рост, так еще банковский кризис назревает, полностью развалились, кроме военно- валюта начала «гулять». То есть опять промышленного комплекса. возникло ощущение нестабильности.

Экономический подъем, который имел место в нулевых годах, порождал позитивные Абдусалам Гусейнов «Консервативный взгляд на мир не следует превращать в “изм”»

Уважаемые коллеги, я специально не занимаюсь проблемами консерватизма. Тем не менее хочу поделиться своими мыслями, отталкиваясь от того представления о консерватизме, которое господствует в общественном сознании. На уровне обыденного сознания, на уровне общественного предрассудка, консерватизм понимается как охранительная идеология, как апология существующего порядка, как ностальгия по прошлому, идеализация прошлого. Конечно, такое представление является как минимум поверхностным и односторонним. Таким консерватизм стремятся представить его противники. Ошибочность подобного взгляда состоит в том, что консерватизм рассматривается как некая идеология, как если бы это было нечто подобное, скажем, либерализму или коммунизму, как идеология, которая имеет собственный общественный идеал. Можем ли мы считать консерватизм идеологией? На этот вопрос нам нужно дать ответ или, во всяком случае, сформулировать его Первое, что нужно зафиксировать: консерватизм возник как ответная реакция и в таковом качестве он имеет вторичную природу. Это была реакция на теории и практики, которые имели целью насильственное разрушение существующих порядков во имя некоего общественного идеала, заранее сформулированного, теоретически оформленного и т.д. То есть это была критика идеологически мотивированного насилия над обществом. Так возникает консерватизм. В Европе он возникает как реакция на Французскую революцию, ее разрушительный характер, разрушительное действие, отголоски которого, как известно, дошли и до нас в виде вторжения Наполеона. Консерватизм был попыткой осмыслить этот тяжелый опыт и сделать выводы для понимания человека и общества. И в России консерватизм возник как реакция на бездумное, безоглядное движение в сторону Запада, на отрицание отечественных устоев. Наш коллега, к сожалению, уже покойный, Юрий Мефодьевич Бородай весьма продуктивно высказывался по этим вопросам, называя такое безоглядное движение чужебесием. Раболепие перед Западом он квалифицировал именно как чужебесие.

Сам же консерватизм не выдвигает какого-то законченного общественного идеала, в свете которого стоило бы кроить и перекраивать существующие порядки. Это не универсальная доктрина, и в этом смысле это не идеология. Мне кажется, что консерватизм можно рассматривать как противовес в рамках любой идеологии – говорят же о консервативном либерализме. С какими-то поправками и натяжками можно говорить о консервативных тенденциях даже в рамках социалистической идеологии и практики, имея в виду, скажем, размежевание между национально ориентированным социализмом и космополитически ориентированным социализмом. Так что консерватизм – это некая доминанта, которая может пронизывать все идеологии. И поэтому, если вести речь не о какихто академических спорах, то на такой общественной площадке разговор о консерватизме не может быть доктринальным и вряд ли его нужно вести, отталкиваясь от каких-то понятий, текстов и т.д. Это должен быть конкретный разговор, который отталкивается от реальных общественных проблем. То есть движение должно идти в другом направлении.

Один из принципов консерватизма, в той мере, в какой вообще можно говорить о его принципах, состоит в том, что в общественных действиях надо исходить из опыта, а не из абстрактных теоретических схем. И этот принцип, конечно, следует обернуть и на сам консерватизм, на его понимание. А если так, то не очень продуктивно говорить об определении консерватизма, а нужно принять и признать, что существуют многочисленные исторические опыты консерватизма. Если говорить упрощенно, консервативный взгляд на мир не следует превращать в «изм». А следует вести речь о консервативном взгляде на тот или иной вопрос. Говорят же в обиходе: в этом вопросе я консерватор, имея в виду определенное отношение к сложившимся устоям, традициям и т.д. Существуют важные общественные вопросы, осмысление которых требует именно консервативного взгляда. Консервативный подход к ним может оказаться продуктивным, может стать точкой консолидации общества.

Какие вопросы? Во-первых, это отношение к будущему, инновациям, прогрессу в целом. Конечно, нельзя думать, что будущее всегда лучше, чем прошлое, мы хорошо это знаем из опыта нашей личной жизни, из исторического опыта. И нужно различать инновации, прогресс применительно, скажем, к технике, науке и то же самое применительно к области культуры.

Элементарный пример. Если взять средства передвижения, то очевидно, что сегодня средства передвижения во всех отношениях лучше, чем это было двести лет назад. А если мы возьмем литературу, поэзию – разве нынешние литераторы лучше, чем были двести лет назад? Это, кстати, практический вопрос, который прямо связан с нашими учебниками, – что изучать в школе? Есть какие-то сферы, в которых надо быть ретроградом, – там, где верность традиции является более предпочтительной позицией, чем стремление к новому. В условиях глобализации мир становится единым, и это, конечно, здорово – потому что речь идет о новых информационных технологиях, об обмене товарами… А в том, что касается культуры, национальных традиций, языка? В духовных аспектах человеческого существования? Конечно, здесь глобализация – это смерть. И вектор здесь должен быть направлен в другую сторону, в сторону верности традициям, и, соответственно, консервативная позиция будет более продуктивной. То, что сегодня называется диалогом культур, – также можно рассматривать как конкретизацию принципов консерватизма.

Тетради по консерватизму № Или другой вопрос – отношение к революциям, насильственным, нелегальным способам изменения общественных порядков. Известно, что консерватизм – противник революций. Но в каком смысле противник? Не только в том смысле, что он осуждает революции. Императив консерватизма состоит в том, что не надо доводить дело до этого. А надо вовремя осуществлять необходимые изменения. Конечно, Майдан – плохо, Арабская весна – плохо. Но то, что довело до этого, и те силы, что это сделали, – они были, возможно, еще хуже. Бердяев, когда с консервативных позиций анализировал и критиковал Октябрьскую революцию, писал, что в революции искупаются грехи прошлого: «Сверху не происходило творческого развития, не излучался свет, и потому прорвалась тьма снизу». Осуждая революцию всеми средствами, он одновременно осуждал те ошибки, которые к ней привели. В том числе со стороны господствующих классов.

Еще вопрос – отношение к прошлому. И здесь консервативный подход очень важен как уважительное, бережное отношение к прошлому.

Это не исключает критику прошлого, но исключает глумление над ним.

Прошлое нельзя выбросить, в этом проблема. Никто не может бывшее сделать небывшим. Консерватизм требует такого подхода: каким бы ни было прошлое жестоким, варварским, надо помнить, что это наше прошлое. Не чужое, а наше, и мы с ним связаны. И в этом смысле историческое беспамятство – страшная вещь. Мы в философии с этим столкнулись. Речь идет об огромном фрагменте нашей истории, когда русская философия, значительная и лучшая часть русской философии, оказалась за рубежом. И целое поколение философов, философская жизнь в стране были оторваны от нашего прошлого, от значительной части нашего философского прошлого, которая существовала где-то рядом, в параллельном мире. Бердяев сокрушался: меня знают во всем мире, а в России – нет. В конце 1980-х годов эта философия «серебряного века»

начала возвращаться, и к настоящему моменту в своих основных именах и достижениях она уже к нам вернулась. Интеллектуальное освоение этого прошлого является для нас исключительно важной задачей.

Хотел бы указать на пример, как мне кажется, правильного отношения к прошлому. У нас недавно вышла 21-томная серия исследовательских книг, посвященных философии России второй половины XX века, важнейшим достижениям, именам в философии, которые имели место здесь, в СССР, в России, во второй половине XX века. А сейчас мы реализуем другой большой проект, более 40 томов, – «Философия России первой половины XX века». Эта серия продолжается, издано около 20 книг, и в недалеком будущем мы этот проект завершим. Конечно, в этой серии достойное место нашли и консерваторы. То есть наша задача – собрать воедино философский двадцатый век России, который был трагически разорван. И мы надеемся, что такая сборка нашей интеллектуальной истории будет происходить и в содержательном смысле.

Здесь есть очень важный аспект. Когда мы говорим о консерватизме, о важности консервативного взгляда, нельзя понимать это так, что мы теперь в наших теоретических работах, в нашем публично значимом мышлении должны ориентироваться по преимуществу на тех мыслителей, которые как бы клишированы в качестве консерваторов – на ЛеонАбдусалам Гусейнов тьева, Победоносцева, Розанова… С них необходимо снять, да фактически уже снято имеющееся клеймо реакционных мыслителей, они должны стать предметом внимательного изучения. Но это не должно быть перекосом в другую сторону, когда их идейные оппоненты окажутся ниспровергнутыми, заклейменными, а они – победителями и единственными носителями истины. Вообще следует заметить: апелляция к консерватизму оправдана в той мере, в какой это позволяет разнородные, исторически противостоявшие друг другу идейные течения и общественные движения осмыслить как моменты (аспекты, формы) нашего национального бытия, в какой это помогает нам всем, какими бы разными мы ни были, объединиться в рамках, говоря опять словами Бердяева, «национальной поруки».

И последнее, что я хотел бы сказать. Консерватизм нельзя трактовать просто как status quo. Такое толкование консерватизма очень опасно, так как из него следует, что консерватизм закрывает перспективу развития. При таком понимании в общественном смысле консерватизм не будет иметь перспектив. Леонтьев, конечно, говорил о подогревании старого и подмораживании нового. Подморозить то, что есть, это в некоторой степени свойственно консерватизму. Как кто-то из русских консерваторов сказал: правда консерватизма в реальности. Его правда – именно в исторической реальности. Но реальность многообразна.

В самой реальности идет борьба нового со старым. И здесь вы не всегда можете провести границу, отличить одно от другого.

Возьмем реальность нашего сегодняшнего дня, как один из примеров. Вот Конституция – она входит в эту реальность, она входит в состав тех элементов, которые следовало бы подморозить, если воспользоваться этой не совсем удачной метафорой? А если входит, то мы увидим, что там есть идея России как социального государства, идея России как правового государства. Это не столько констатация факта, сколько некая перспектива, задача, идеал. И хотя консервативный взгляд на мир не может быть интерпретирован как идеология и не формулирует законченного идеала, в свете которого стоило бы всё крушить и перерабатывать, но тем не менее он сохраняет, задает, не исключает духовную, идеальную перспективу развития, в том числе применительно к традициям в различных сферах нашего общества. Мне кажется, это тоже очень важный момент: правильно понятый консерватизм не исключает движения вперед, не исключает совершенствования общественных форм жизни.

Наталия Нарочницкая «Среди западных консерваторов меняется отношение к России»

Сам факт проведения таких семинаров – это целая новая эпоха в становлении политически активного слоя в нашей стране. Если мы заинтересовались глубинными основами общественно-политического сознания и категориями, на которых строится любая, в том числе экономическая, доктрина, значит, мы на правильном пути.

Я согласна с предыдущими докладчиками, в особенности с академиком Гусейновым, в том, что востребованность нового осмысления консервативной философии, консервативного мировоззрения и консервативной идеологии объясняется невиданным вызовом со стороны постмодернистской идеологии, которая сейчас перешла в наступление на Западе. Она касается и нашего общества, но у нас есть больше оснований, возможностей и шансов противопоставить ей серьезно проработанную, основанную на глубинных категориях, присущих каждому человеку, идеологию.

Если обсуждать консерватизм в прикладном смысле, то начать надо с вопроса об отношениях личности и государства, с вопроса «что есть нация?». Ответ заключается или в доведенном до постмодернистской крайности ее руссоистском понимании – как совокупности индивидов с отметкой в паспорте. Или в том, что нация – это единый, преемственно живущий организм с общими историческими переживаниями, общими ценностями, миросозерцанием, общими представлениями о Добре и Зле. Что ставит и вопрос о национальной солидарности, а значит, преодолении того чудовищного социального неравенства, которое подрывает такое единство.

Мы должны развеять и некие мифы, что, скажем, социальное государство – прерогатива лишь левых теорий и философий, хотя даже понятия «левые» и «правые» родилось вовсе не из рассадки фракций в Национальном собрании Франции после революции, а из 25-й главы Евангелия от Матфея, где по правую сторону на Страшном суде Господь поместил овец, а по левую – козлищ. За что же наградил Господь праведников? «Алкал Я, и вы дали Мне есть; жаждал, и вы напоили Меня; был странником, и вы приняли Меня; был наг, и вы одели Меня; был болен, и вы посетили Меня… так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне» (Мф. 25: 35–40). То есть ответственность сильного за слабого, государства за общество и всех обездоленных – это изначальная христианская заповедь, а не прерогатива марксизма.

Мы должны также развеять миф о том, что консерватор – это обязательно славянофил, при этом этакий воинствующий антизападник, готовый закрыться от всего. А либерал, значит, это обязательно западник.

Даже русская политическая действительность второй половины XIX века являет нам такую пестроту в рамках консервативного поведения и такую пестроту в рамках либерального политического мировоззрения! Пожалуйста, Катков – западник, но консерватор. Данилевский – антизападник, но он гораздо либеральнее в политических и гражданских вопросах, начинал же вообще как фурьерист, даже был на заметке в жандармерии.

Будучи консерваторами, мы можем иметь огромное разнообразие взглядов. Это источник внутренней дискуссии, поиска стимулов к развитию.

Консервативное мировоззрение – это не бизнес-проект. В подобном случае это был бы вульгарно либертаристский рационалистический подход, согласно которому всё, что не рентабельно, отсекается. В консервативной философии государство должно думать не только о том, что нужно и правильно, но о том, что должно и праведно. И когда мировоззрение учитывает это, его гораздо больше поддерживают люди, чем на счетах высчитанные утилитарные отношения ко всему, что принимается в обществе.

Нация – это преемственно живущий организм. Такому, консервативному, пониманию нации противостоит либертаристский подход, производный от антихристианской версии Просвещения, полной автономности человека от Бога и далее от всех ценностей – национальных, семейных, религиозных, групповых. Сегодня эта крайняя форма постмодернистских философий занесла меч и над ценностями, вытекающими из богоданной природы человека. Гомосексуальная тема стала трепещущей для европейских либералов не потому, что они хотят защитить вовсе давно никем не угнетаемые сексуальные меньшинства. Во всех законодательствах Европы есть нормы, которые обеспечивают им практически все экономические стороны и имущественные отношения брака. Дело в другом. Для либералов это бой за постмодернистскую идеологию, в которой человек должен быть освобожден от любых ограничений, в том числе своей богоданной природы. Квинтэссенция полной свободы – самому себе назначить систему ценностей. Но это энтропия свободы.

Небольшое терминологическое уточнение – либеральная идеология XIX века сегодня выглядит консервативной; в XIX веке мы все считались бы либералами, хотя сегодня причисляем себя к консерваторам.

Итак, свобода – древняя категория, не европейские правозащитники ее придумали. Эта категория идет из древнегреческой философии, а уж в христианстве это просто заложено. Мы говорим о свободной воле человека, но его физическое тело рождается совсем не свободным и поэтому находится в рабстве своей плоти. Мы зависим от узких параметров физической среды, от наличия кислорода, температуры. То есть физиология наша делает нас несвободными. И когда дух преодолевает плоть, тогда человек становится выше животного. Человек всегда ценил в себе способность духа управлять плотью, а не наоборот.

В консервативной философии обязательным аспектом свободы является для чего, а не только от чего. От чего – это как бы первая стадия, но для чего сразу влечет за собой вопрос о системе ценностей: для Тетради по консерватизму № того, чтобы творить что? Если нет проблемы для чего, а ставится только вопрос от чего, тогда рождается весьма своеобразная доктрина свободы. И вместо того чтобы сказать: «Я свободен, никто не может дать мне пощечину!» – рождается: «Я свободен, я каждому могу дать пощечину».

Такая интерпретация свободы, находящаяся вне всякой системы ценностей – что есть Добро, что Зло, что есть грех, что есть добродетель, что есть красота, что есть уродство, – на Западе давно превратилась в свободу совершать любую мерзость и непристойность. Впрочем, инерция Добра так велика, что у Запада еще потенциала хватит на пару поколений. Но обозначенная тенденция очень опасна.

В консервативной трактовке свободы и явлений человеческих исканий понятны новые проблемы современного духа и творчества. Почему мы видим энтропию свободы и импотенцию культуры? Потому что мы понимаем, что свобода – это свобода воли, которая дана нам Господом, это дар Святого Духа, но она дана нам одновременно с умением и внутренне заложенным чувством, умением различать грань между Добром и Злом, и грехом. Отсюда метания грешного человека, не свободного от поползновения к греху, со свободной волей, но понимающего – вот она грань.

Эта борьба между ощущением грани и поползновениями и породила исполинскую христианскую культуру, которая, конечно, не ограничивается литературой и искусством – это всё, что делает человек на Земле. К чему были бы монологи Гамлета и Макбета, если нет разницы, нет грани между Добром и Злом, грехом и преступлением. И гений Достоевского показал в «Бесах» два соперничающих искушения – «бесов коллективизма» и «демонов индивидуализма». Ставрогин, конечно, гротескный образ, это человек, не видящий грани между Добром и Злом, грехом и преступлением.